До войны в Украине, которая началась в 2014 году, я жила в городе Шахтерске Донецкой области. Это маленький городок с большим количеством предприятий по добыче угля.
В 18 лет приехала в Донецк, поступив в художественное училище. В начале я жила с сестрой и ее подругой Наташей возле металлургического завода. Там было неблагополучно, частный дом и заброшенный дом рядом, однажды даже вызвала милицию, помню, как милиционер испугался паука в окне. Через год переехали на проспект Ильича, эта была одна комната, подруга вышла замуж, и мы остались жить вдвоем. Там мы и встретили войну на Донбассе. В марте - апреле 2014 года видели из окна людей идущих на демонстрацию по проспекту с разными флагами. В июне училище объявило, что занятий больше не будет, и я вернулась в Шахтерск, а сестра осталась в Донецке. Атмосфера в городе быстро менялась с умеренной на тревожное спокойствие. Словно затишье перед бурей.
3 июля 2014 года мне исполнилось 20 лет, гуляя в городе с друзьями, мы заметили, как из просто спокойного он стал бесшумный и безлюдный. Доносились выстрелы, далеко, но часто. Скоро ко мне приехала сестра и сказала, что нам нужно быстрее выбираться из города, посоветовав мне собрать документы для поступления в академию, которая находилась в Харькове.
Родители остались дома.
Последнее фото, сделанное дома
Каждый день телевизионные новости становились страшнее. Было лето и не хотелось верить, что что-то может омрачить его. Друзья уезжали из города, кто куда.
16 июля я с сестрой выехала на машине в Харьков. Мне нужно было поступить в академию, зацепиться уже сейчас за новую жизнь. Мы взяли немного необходимых вещей. Поселились в отеле, сестра вскоре уехала во Львов, оставив мне тапки и 400 грн. Банки на территории Донецкой и Луганской области, где проходили военные действия уже не работали, родители не могли прислать мне деньги. Я осталась одна в незнакомом городе, время было становиться взрослой и начинать думать, что делать дальше.
Стояла жара. В конце июля проходили экзамены в Харьковскую художественную академию. Я не была готова к ним, ведь собиралась поступить после окончания училища. Даты экзамена совпали со штурмом моего города Шахтерска. Я сдавала экзамены, а родители сидели в подвале, ходили по пустому разграбленному городу с разбитыми витринами, упавшими на землю вещами, которые не успели забрать мародеры. Снаряды прилетали в соседние дома на нашей улице. Я звонила своим друзьям, которые сидели там и охраняли свое жилье ночью, чтобы если снаряд попал туда, предотвратить пожар. Не хотелось верить, что по телевизору показывают именно твой город, и там война.
Я нашла своего бывшего одноклассника в Харькове, жила у него в общежитии, наполненном тараканами. Тараканов было так много, что наступая на узорчатый ковер было непонятно, где узор, а где тараканы. Я помню, что закуталась в простыню, словно мумия, оставив только голову, и у меня было ощущение, что по мне лазят все время. Ну и, собственно, оттуда я уже ездила на последние дни экзаменов в академию. Я не узнавала ответов, но понимала примерно по баллам, что это контрактное обучение, а денег на него у меня не было. Рано утром села в поезд и уехала в Сумы, к подруге Полине, с которой познакомилась в интернете. Тараканы выбегали из моей сумки на вокзале, и было невероятно стыдно.
Сумы
Не покидало ощущение, что дома происходят страшные вещи, — война, и я осталась одна, но в то же время чувство полной свободы и жажды любви. Моя психика включила защиту, и я подумала, что просто буду радоваться жизни. Я до этого все время была под контролем родителей и сестры, а теперь могла делать все, что захочу. И очень яркая жизнь началась в Сумах. Я была юной и веселой, поздно возвращалась и радовалась каждому дню с моей подругой Полиной. Нашли смешную работу за 50 и 100 грн в день - заполняли бухгалтерские книжки, а потом ели хот-доги и пили пиво за эти деньги.
Там я попала на местную тусовку на гаражах с музыкальной группой “Холодный дом”, на которой познакомилась с фотографом Андреем Бойко и его другом Назаром. Он предложил мне автостопом поехать во Львов. Это было так: у кого-то вещи оставил, у кого-то помылся, — очень хипповая движуха. Это был август - самый страшный месяц той войны.
Во Львове встретилась с сестрой, она мне предложила остаться, но я отказалась, тянуло в Харьков. Она говорит: “ты понимаешь, что домой уже не вернёшься и учиться в училище ты не будешь”. Я понимала, и знала что нужно ехать в Харьков и не отступать от цели поступить в академию, стать художницей.
Львов
В Харькове какое-то время жила в общаге у подруг, пробираясь мимо вахты к ним в комнату, и искала жилье по знакомым, и нашла, но нужен был еще человек, что бы мы платили пополам. Вскоре откликнулась девочка на мой пост в социальной сети “Вконтакте”, написав комментарий “Я ищу жилье, я из того же училища донецкого, что и ты”. Мы встретились и в тот же день поселились. Это была двухкомнатная квартира, в одной комнате супружеская пара с котом, во второй - мы. Спали вдвоем на ободранном диване. Там, в первую ночь меня накрыло, в тот момент пришло осознание, что все сейчас будет сильно меняться, и что мне очень некомфортно. Истерика в чужом городе без родных. И что это за люди? То есть когда это не временное жительство, а это уже более тесный контакт с теми, кто тебе совсем может быть не близок.
Надо было что-то делать и откуда-то брать деньги, и я устроилась натурщицей в Харьковское художественное училище, а позже и в академию. Сидела обнаженная по 6 часов. Наблюдала, что делают студенты, начала рисовать с ними, познакомилась с преподавателями и пошла к ним на под курсы. Хотелось все-таки поступить, ведь стать художницей было для меня важно.
В 2015 году когда поступила, переехала в общежитие при академии. Выбрала себе девочку из Донецка. И мы жили втроем, все из Донецка. Снова было некомфортно. С соседкой мы не ужились, она закрывала двери в 10 вечера, и я не могла попасть в комнату, мне приходилось ночевать у соседей. Постоянные мысли о том, что тебе нужно выживать, и ты все время игнорируешь свои базовые потребности. Я уже год не видела родителей.
На четвертом курсе я съехала к знакомой, у нее своя квартира, с ней мы не ужились и буквально через неделю я снова переехала. Было тяжело рассказывать людям, что произошло с домом, и что там настоящая война. Меня преследовало ощущение собственной травмированности, нужно было иметь почву под ногами, укорениться. Я нашла комнату в коммуналке, в центре и наконец начала жить сама.
Харьков
Переезды - это куча вещей, клетчатые дорожные сумки и множество хлама, от которого впоследствии нужно избавиться. Помню, в следующей квартире, на улице Пушкинской, даже не распаковывала их, потому что некуда было ставить. Не могу сказать, что там было удобно, но все равно какая-то самость, которую ты можешь позволить себе. Полтора года я там прожила одна. После этого я жила в еще одной коммуналке, а теперь уже год с парнем в квартире. Меня не пугает смена локации, но я боюсь жить в плохих условиях. Мне важна безопасность, я теперь всегда закрываю дверь на все замки.
Что есть для меня дом теперь? Конечно, я все еще ощущаю, что у меня вырвали что-то из органов тела. И понимание, что попасть к родителям будет скорее всего так же невозможно, как и сейчас, уже укоренилось. Ощущение родного дома исчезло, я не даю себе лишний раз шанса поверить, что у меня все хорошо, и я уже могу гнездиться.
Когда теряешь такую почву под ногами, как родной дом - ты теряешь доверие на глобальном уровне. Теряешь доверие к нахождению где-либо, вот самая большая травма. Это тотальное бессилие иногда не дает двигаться и тянет назад. Это кто-то так за тебя решает, то есть если они захотят, то тоже самое может произойти где угодно, и самое страшное - это бессилие, вот так оно ощущается. Ты настолько бессильный, что тебя самого это бесит. То есть тебя так сильно обессилили. Что-то хорошее воспринимается как временное. Как будто ты себя морально подготовил к тому, что можешь снова все потерять.
Самое страшное в этом всем то, что ты ничего не можешь изменить. Но важно об этом говорить и рассказывать людям, чтобы пробудить осознание происходящего из наших уст, таких как мы много и в стране, и в мире.
Донецк
Когда я приехала в оккупированный Шахтерск в 2015 году, создалось впечатление фантомного города, закрытой капсулы с вялотекущим движением. Я приехала туда, где родилась, но было ощущения замороженного сновидения. Это трудно описать, но в воздухе висело что-то тяжелое, словно всю эту территорию придавило невидимой плитой, и она медленно опускается. На моей улице есть вид на два террикона, в 2018 году я набила на руке татуировку с изображением этих угольных гор, такую же сделала и сестра. Мне так жаль, говорила я себе и что-то обещала этому месту.
Раньше я себя винила, что не могу родителей перевезти, и такая профессия, которая денег не много приносит, очень просто себя загнобить в этих мыслях. Я прорабатывала с психологом эту пост травму, цеплялась за любимое занятие, за веру в то, что усилия будут оправданы. Но ощущение, что люди, у которых есть сила и власть могут опять все решить за меня - осталось.
Вещь, которая постоянно переезжает со мной
Помогает то, что ты делаешь все, что ты можешь, и блоки которые ты себе ставишь - это только твои блоки. Никто не пришел и не сказал, что ты не можешь чего-то, или не станешь материально независимым, это все обычно люди сами себе говорят, мне кажется. Я стараюсь об этом не думать постоянно, потому что мысль об этом затягивает меня и не дает двигаться вперед. Так я с этим выживаю. Для меня важно говорить про это. И очень важно ощущать себя не одной в подобной ситуации.
Да, меня это научило многому, но я бы не хотела культивировать травму, как точку для решений. Это большое странствие, в котором интересно, и ты видишь сразу всю объемность ситуации.
Мой проект - это серия интервью людей, которые оказались в подобных ситуациях бесконечного переезда и поиска чего-то лучшего. Найдем ли мы это лучшее, или будем дальше странствовать в поисках своего места.